Продавец дождя

Сценический мир спектакля «Продавец дождя» хорошо отвечает природе пьесы, как ее понял и увидел театр (режиссер Л. Варпаховский, художник Д. Боровский). Найдена его, этого мира, выразительная бескрасочность: только белое и зеленовато-серое — остальное съедено зноем. За облупленной штукатуркой проглядывает грубая деревянная обшивка стен, комбинезоны мужчин и юбка единственной женщины Лиззи сохраняют свой цвет лишь на сгибах и швах и от этого «читаются» как униформа, что всегда предполагает прием и обобщение. В остальном обстановка действия прямо-таки скрупулезно конкретна — вплоть до пестрой трубы граммофона и керосиновой лампы, качающейся над столом. Старомодно как будто бы: в театре такого «уже не носят», но когда на плитке у мистера Карри начинает аппетитно журчать что-то жареное, думаешь о том, что эта образность, интерпретируемая нами как натуралистическая, в иных случаях может постоять за себя. Спектакль как раз и базируется на этом мирном сосуществовании реального фона действия и его красноречивой символики, психологической правды характеров и их расстановки в системе философских размышлений, что побудило театр назвать пьесу американского драматурга Нэша притчей в 2 частях. [...] Спектакль утверждает непобедимость человеческой доброты, бескорыстия, взаимопомощи, он говорит о всевластии светлых начал над душами людей и над самой природой.