Тайная жизнь Сверлийского Принца, или Обнажение приема

В преддверии новой премьеры Электротеатра — оперного сериала «Сверлийцы», в основе которого полумифическая, полуреальная история борьбы Сверлийского Принца со скрытыми и явными катастрофами, — «Сине фантом» провел собственное расследование в попытке проследить генетические корни сей титулованной особы.

Текст: Леда Тимофеева

Сверлийский Принц как жизнетворческий образ впервые появляется на страницах романа-дневника, многолетнего литературного проекта Бориса Юхананова. Он материализуется сначала в черновике среди личных и художественных записок режиссера, среди рисунков с непрерывающимися завитками линий проступают его черты и облик потусторонней цивилизации. Мифологическая история Сверлии, собранная воедино, воссоздается из архивного небытия в другой симбиотической литературной форме, в жанре романа-оперы «Сверлийцы», в ремарки к которой уже была вписана театральная постановка с элементами перформанса и акционизма. Такого рода ремарки — суть творческих профессий; у Юхананова они — часть так называемой «бумажной режиссуры», где до поры хранятся подчас уже детально проработанные идеи.

В акте самоидентификации автор сближает себя со своим творением и берет на себя функции передачи «сакрального знания» мирной фантастической цивилизации, вокруг которой сразу же возникает целое облако текстов-проводников, транслирующих идеи и смыслы, связанные со «сверлийским циклом». В одном из этих текстов Юхананов называет себя «резидентом могучей Сверлии», чья личность всецело передана Сверлийскому Принцу, подменена ей. Также становится известно, что единственный враг Принца — богиня рока, Кружевница, бесконечно плетущая узоры катастроф, посылая их в Сверлию и в земной мир. Подданные Принца — многорасовое общество, развитое настолько, что проводит жизнь исключительно в служении богам и в сибаритстве готово делиться своими открытиями, даря их землянам, пока одна из рас не нарушает законов, благодаря которым Сверлия пребывала, пребывает и будет пребывать. Тогда это священное правило сменяется на другое: «Сверлия гибла, гибнет и будет гибнуть». С этих пор земной режиссер, поэт и философ Принцем назначается Последним Сверлёнышем и теперь все его действия — часть борьбы за гармонию равновесных сил в Сверлии, если погибнет она, то и нам несдобровать.

Излюбленная Юханановым барочная конструкция, в которой в невероятном миксе сплетаются смысловые и культурные наслоения внутри такой же причудливой в устройстве сценографической рамки, отражена и в мифологической основе оперного сериала «Сверлийцы». Своими визионерскими мотивами цикл напоминает символисткую апокалиптическую литературу, пророчащую сценарии альтернативного мира, с другой стороны, ему свойственны и антиутопические идеи, связанные с невозможностью всеобщей согласованности и созвучия. Сверлия — это подвешенный в пространственно-временных свойствах апокалипсис. Катастрофа как знак рока, знак той самой судьбы-Кружевницы. Это мир подвижного равновесия, сама вечность, поэтому все ее состояния обозначаются в трех временах русского языка. Здесь даже катастрофа — часть гармонии, определяющей развитие и метаморфозы всех живущих в этой вселенной существ.

Сложные коннотации философского фэнтези Юхананова будто специально предназначены для воплощения в музыке. Опера «Сверлийцы» — философия, которую интересно слушать. Этот литературный цикл изначально ориентирован на постановку и довольно радикально раскрывается в работе с разными современными композиторами. Дмитрий Курляндский, Борис Филановский, Алексей Сюмак, Владимир Раннев, Сергей Невский и Алексей Сысоев написали музыку для разных частей созданной Юханановым увертюры. В этом коллективном художественном акте особым образом переосмысляется многорасовый сверлийский мир. Каждый автор выступает со своим взглядом на таинственную сверлийскую цивилизацию, в буквальном смысле озвучивает разные ее свойства, смыслы, атмосферу, оттенки настроений, непохожие друг на друга придуманные, присвоенные языки. При этом в каждой из частей будет своя сценография с общей для всего оперного цикла темой.

Чем подробнее написан миф, чем кропотливее запечатленная в нем логика, тем быстрее он сам начинает подсказывать пути его воплощения. Собственно, сама эта идея многочисленных рас — метафора разнополярных состояний, стадий человеческого развития. Созерцательность греков и сибаритство итальянцев, случайные наблюдения и аналитические микро-эссе, религиозный мистицизм и современное, отпущенное на волю раздолбайство — все это мельком или подробно однажды записанное в дневнике сформировало облик параллельной сверлийской реальности. В ней, очевидно, несложно обнаружить привычный для нас мир, который пребывал, пребывает и будет пребывать.