Умножение на бесконечность непонимания

«Досуг в Москве» о «Сверлийцах»:

Современные композиторы объясняют, что такое Сверлия и как устроен оперный сериал «Сверлийцы», премьера которого происходит на протяжении всего месяца в Электротеатре «Станиславский». Режиссер и создатель непостижимого либретто — Борис Юхананов. Исполнители — сплошь звезды музыкального авангарда: вокальный ансамбль N’Caged, ансамбль QUESTA MUSICA и Московский ансамбль современной музыки (МАСМ). Каждый из высказавшихся композиторов выступил автором партитуры к одному из шести эпизодов оперы, длящейся суммарно пять вечеров.

Дмитрий Курляндский
(Эпизод I: 8 и 9 июня в 20.00):
«Сверлия — это потусторонняя цивилизация, которая входит в контакт с посюсторонней (то есть нашей с вами) цивилизацией через инсталляцию оперного сериала на сцене „Электротеатра“. Это абсолютная реальность. Боюсь, что никто из композиторов не может кратко пересказать сюжет. Сама эта невыразимость, непредсказуемость отчасти и есть суть сверлийская. Дело в том, что текст „Сверлии“ — это своего рода Талмуд, который работает с определенными символами, каждый из которых имеет свой свод толкований и так далее. И по-настоящему разобраться в том, что есть „Сверлия“, — невозможно. Так как это потусторонняя цивилизация, возможно, нам не хватает просто каких-то понятийных зон, которые можно было бы включить для полно- ценного понимания этого явления. Хотя Борис (Юхананов. — Прим. ред.) говорит: „Да что тут сложного, все понятно“, — но всякий раз это „понятно“ оборачивается полуторачасовым рас- сказом. С другой стороны, музыка, будучи непонятным, словами неизъяснимым искусством по своей сути, она эту идею непонятности умножает на себя. То есть фактически на бесконечность. На музыку как воплощение абстракции. И любая из частей — умножение на бесконечность того отрезка текста, который достался каждому из композиторов. Это умножение на бесконечность непонимания. Но непонимания, которое есть в данном случае — единственный ключ к полноценному пониманию этого материала; к нему можно подойти только через непонимание. Очень важно в данном случае избавиться от страха непонимания, на всех уровнях: и на текстовом, и на действенном уровне. На самом деле на усложнение понимания работает еще и разделение произведения на шесть частей: каждый композитор решил оперу в не похожем на других ключе, то есть это шесть очень разных опер».

Борис Филановский
(Эпизод II: 15 и 16 июня в 20.00):
«Сверлия — это своего рода цивилизация-НЛО, существующая параллельно нашей, которая время от времени ее касается, выходит на какой-то контакт. Параллельный мир. Обитатели этого мира напоминают ангелов, у них другое отношение телесного со всем остальным, они такие всемогущие, управляют временем, причинно-следственными связями — сингулярные чуваки, в общем. Автор читал Рэя Курцвейла и в ту же сторону думал, если я правильно понимаю. Принц-Сверленыш понимает, кто он, генезис своего происхождения, и из обыденной жизни он не то восходит, не то выпадает — не знаю, как сказать, — вот в эту НЛО-цивилизацию. Но фактически не происходит ничего. И в музыке тоже ничего не происходит. Там есть несколько музыкальных идей, которые проходят через почти два часа музыки. Я, разумеется, могу говорить пока только о той части оперы, музыку к которой сам написал. Про остальных не знаю, еще не слышал. О каких-либо границах взаимодействия композиторов речи не шло, но цитировать никто из нас никого и не стал был — мы все слишком разные. И в этом различии, кстати, и основной интерес. Потому что текст один, более или менее связный в течение всех пяти вечеров, но мы очень разные. Если говорить о каких-то самостоятельных фрагментах партитуры, у меня, например, есть две вещи без слов, но с хором. Это своего рода комментарии к отрывкам из несуществующего учебника сверлийской философии. Там просто прокомментирована отдельным тактом, отдельной музыкальной фигурой каждая строчка, каждое понятие — попытка дать музыкальный логический эквивалент тому, что говорится в этом тексте. В тексте говорится об отношениях сверлийцев к слову, к жизни, к смерти, к форме как таковой и так далее. Зрители будут видеть текст на проекции и слышать музыкальные комментарии к нему».

Алексей Сюмак
(Эпизод III: 22 и 23 июня в 20.00):
«Главная удивительная способность Бориса Юхананова — это видеть реальность под совершенно другим углом. Таким, каким видит мир он, уж точно не видит никто. Это может и завораживать, и пугать, и очаровывать, но главное — помогает увидеть новое в себе. На „Сверлийцах“, я думаю, испытает шок как опытный зритель, так и совершенно неподготовленный. До этого в Электротеатре „Станиславский“ Борис Юхананов выпустил колоссальный проект — „Синяя птица“. „Сверлийцы“ — нечто похожее по масштабам, но выдержанное совершенно в другом ключе. Новаторство состоит сразу из нескольких аспектов. Первый заключается в том, что на сцене театра одновременно ставится целая серия опер, причем это не уже существующие оперы, а заказанные композиторам специально для этого проекта. Во-вторых, все приглашенные композиторы — актуальные и известные авторы как в России, так и за рубежом. Все они очень разные, но объединенные поисками новых средств выразительности, да и просто интересные личности. Но самая принципиальная отличительность проекта в том, что все постановки проходят не в оперном, а в драматическом театре. Вот это совмещение, удивительное и сложное действие создает общими титаническими усилиями самую настоящую сказку. Это спектакль о параллельной вселенной, которая существует рядом с нами. Иногда мы можем заметить сильного Кентавра, иногда Принца, а иногда нас может очаровать волшебная Девушка и снова скрыться в толпе — спектакль о том, что присутствует среди нас незримо. Но является составной частью каждого. Думаю, те, кто знает меня и мою музыку, немало удивятся».

Сергей Невский
(Эпизод IV: 29 и 30 июня в 20.00):
«Сверлия — это исчезнувшее государство, в котором происходит действие оперы. Там есть сверлийцы и Принц-Сверленыш. Что с ними происходит — понять невозможно, в конце все умирают. Или не умирают. Но всем хорошо. Невозможность понять текст отражается в организации музыкального текста: он тоже распадается на части, атомизируется. Поэтому у нас музыка почти как текст, а у Бориса Юрьевича очень хорошее визуальное мышление, замечательная будет сценография Степана Лукьянова, и в принципе, я думаю, можно будет смотреть картинку и слушать музыку. А если серьезно, „Сверлийцы“ — это такой персональный миф. Есть несколько случаев, когда миф, сделанный для частного пользования, для семьи, становился фактом литературы — например, „Тимур и его команда“, „Винни-Пух“, „Муми-Тролль“. И, я надеюсь, у „Сверлийцев“ будет такой же успех, как если не у „Муми-Тролля“, то хотя бы как у „Тимура и его команды“».

Алексей Сысоев
(Эпизод IV: 29 и 30 июня в 20.00):
«Сверлия — это некая мифическая цивилизация, которая существует параллельно нашему миру. Всю историю целиком можно узнать, разве только посетив все пять опер, а история действительно интересная. Вкратце же пересказать сюжет невозможно. Вообще оперный сериал „Сверлийцы“ — проект уникальный сам по себе; собравший воедино очень разных по стилю и темпераменту композиторов. Художники, в широком смысле слова, порой сталкиваются с проблемой, когда их пытаются присоединить к чему-то насильственно, желая получить в итоге естественный продукт. Это в корне неправильный подход. Все должно случаться не спонтанно, а на уровне взаимодействия творческих единиц, созидателей, из чего может возникнуть нечто неожиданное, и как раз-таки — естественное».

Владимир Раннев
(Эпизод V: 6 и 7 июля в 20.00):
О чем «Сверлийцы»?
«Фронтмен группы «Тупые» Дима Голубев в клипе 1988 года с песней «И грянет страшный русский ренессанс» (как в воду глядел) выразился так: «Мы поем о себе». Вот об этом же и опера «Сверлийцы».
Как композитор Раннев взаимодействует с текстом автора Юхананова?
«Волюнтаристски. Что, в общем-то, нормально для оперной традиции. Музыка, лишь иллюстрирующая текст звуками, — лишняя музыка. В хороших вокальных сочинениях — прислушайтесь — вы всегда обнаружите не прибавление звука к слову, а вторжение первого во второе. Все это вы обнаружите и в романсах Глинки, Чайковского, и в оперной классике, и в моих «Сверлийцах».
Какой фрагмент оперы вызывает наиболее нежные чувства, представляет собой небывалый вызов самому себе, непостижим в принципе, сведет с ума зрителя?
«У меня опера построена как сквозная форма, как один полуторачасовой трек, поэтому там нет „фрагментов“. Но свои места есть для всего вами перечисленного, в том числе для помутнения рассудка. И не говорите потом, что я вас не предупреждал».

Записал Алексей Киселев