Ответственная за красоту — новое интервью с Анастасией Нефёдовой

В новом номере журнала ELITE Interior вышло интервью с главным художником Электротеатра Анастасией Нефёдовой. 

Интервью:  Анна Пашина
ELITE Interior, # 4-5/150 апрель-май 2019

Анастасия рассказала изданию о своей работе в театре, о своей линии одежды, о любимых режиссерах и дизайнерах и, конечно, о том, как все успевать.

Анастасия Нефёдова – главный художник Электротеатра Станиславский, девушка редкой красоты и обаяния. Она и отвечает в театре за красоту: костюмы, декорации, атмосфера – ее вотчина.

Настя окончила постановочный факультет Школы-студии МХАТ, проходила стажировку в «Staatstheater» в Штутгарте. В 2013 году пришла в Электротеатр Станиславский вместе с новой творческой командой во главе с Борисом Юханановым. Совместно с архитекторами бюро Wowhaus и художником-сценографом Юрием Хариковым участвовала в создании интерьеров обновленного театра. Лауреат премии «Золотая маска». Преподает в Школе дизайна НИУ ВШЭ и Мастерской индивидуальной режиссуры Бориса Юхананова, ведет мастер-классы для интересующихся современным театральным костюмом.

О ДОЛЖНОСТИ ГЛАВНОГО ХУДОЖНИКА ЭЛЕКТРОТЕАТРА СТАНИСЛАВСКИЙ

Ой, я себя с главным не ассоциирую. (Смеется.) Я отвечаю за красоту. Красота – это больше, чем внешняя оболочка, это что-то сущностное, то, что считывается на более тонком уровне. У Бориса Юрьевича Юхананова, нашего художественного руководителя, есть своя дорога, вектор, с которым он живет и с которым он пришел к идее Электротеатра. Он продолжает традиции, но переосмысляет их в контексте современности – мне очень нравится эта идея. Борис Юрьевич много работает с современными художниками и композиторами, он один из немногих, кто занимается популяризацией современной академической музыки. Я являюсь в каком-то смысле носителем и проводником этого современного языка, который проявляется во всем: в музыке, режиссуре, художественных вещах. У Бориса Юрьевича есть замечательное свойство – он обращается только к лучшей стороне человека. Он ее видит – и взаимодействует только с ней. А когда к тебе обращаются только как к классному, хорошему, ты не можешь против этого уже ничего поделать – и начинаешь расцветать, раскрываться.

Когда мы занимались реконструкцией театра, у меня было невероятное ощущение, что я своими руками создаю пространство будущего, в котором хочется жить, работать, в котором хорошо – и не только мне, но вообще всем людям, которые здесь работают. Пространство вроде бы получилось такое холодноватое – здесь много железа, но когда я сюда вхожу, иногда ощущаю его как храмовое. Ты здесь находишься и пребываешь в какой-то строгости, но эта строгость приятного свойства, потому что ты можешь обратиться к самому себе, повнимательнее рассмотреть людей вокруг. Иметь такое пространство в центре города – это большая удача. У нас открытый театр, здесь хорошо даже просто посидеть. И это уникальная история: что вот есть традиция, но она осмыслена по-другому. Станиславский хотел же именно оперно-драматическую студию здесь сделать, и вот она – пожалуйста. Это состояние нужно культивировать, хранить – вот это и есть традиция. Я сейчас так к своим студентам стараюсь относиться: мне очень хочется сохранить в них их поколенческое. Я слышу, о чем они говорят, и мне очень интересно сохранить их взгляд на мир. Через несколько лет они – нынешние студенты – будут везде и всюду, почему же я должна ломать их представление о мире и внушать им свое, с какой стати? Нет, я хочу именно услышать их и принять это как факт будущего, которое уже наступило, и помочь им реализовать именно их идеи, а не те, что мне кажутся интересными, важными и сущностными.

ПРО КОМИКСЫ В ТЕАТРЕ И ТЕАТРАЛЬНЫЕ АФИШИ

Как-то я нарисовала комиксы по Достоевскому, и выставка этих работ проходила в Театральном музее им. Бахрушина. На выставку пришла одна уважаемая дама-театровед и очень негодовала: ее возмущали комиксы в театре, казались кощунством. Но ее неприятие дало мне сигнал о том, что всё классно, что театр жив, что он живет! Я вот в последнее время много размышляю про театральную афишу – ведь это традиция, но вопрос: есть же традции, которые анахроничны, которые умирают? У нас была мысль сделать а-ля старинные афиши – такой ретровыброс в теперешнее время. Но кому это нужно сегодня? Нужно ли этот язык возродить, можно ли? Если просто возрождать – то получится консервация, и это только отдалит нынешних зрителей от театра.

О «ЗОЛОТОЙ МАСКЕ»

В 2016 году я получила «Золотую маску» за оперный сериал «Сверлийцы» в номинации «Лучший художник по костюмам в музыкальном театре». До этого – это был мой самый первый спектакль – опера «Дон Паскуале» в Пермском театре оперы и балета получила «Золотую маску» как лучшая опера года. Забавно, что всё оперы. (Улыбается.) Мне нравится работать с таким пафосным масштабом, опера кажется мне всепоглощающим универсумом. В опере художнику есть где развернуться – ты можешь заполонить собой всю сцену, всех артистов. Оперные артисты мало двигаются – на них можно много всего надеть. А в балете должно быть надето минимально, а смысла, художественных новаций должно быть ровно столько же.

О ТОМ, КАК ВСЁ УСПЕВАТЬ

Я работаю не только в Москве, но и в Перми, Екатеринбурге, Питере… Когда зовут, я от работы никогда не отказываюсь – всегда говорю «да». Как всё успеть? Это вопрос про энергию. Если ты принимаешь работу, составляющую пространство, необходимое тебе для жизнеобеспечения, то энергия распределяется прекрасно. У меня был недавно такой период, когда нужно было за 2 недели несколько спектаклей придумать и сделать макеты. Я подумала, что всё, надорвусь. И дойдя до двери, где начиналась паника, ужас и апокалипсис, я ее открыла – думала, что там бездна, а там оказался новый мир. Еще круче, еще свободнее, и время потекло по другим законам, и я всё успела. Всё потому, что я доверилась, когда поняла, что я хочу всё успеть, не отвернулась и не начала паниковать. Потому что когда наступает паника, ты всю энергию сворачиваешь, и некуда ей идти. Этот ужас мы сами себе продуцируем и с ним живем, потому что он – наша защита. Мы же ужасом просто защищаемся, чтобы на нас что-то не сверзлось. Причем совершенно не обязательно, что что-то сверзнется. Мы не знаем своих возможностей, а они, похоже, безграничны.

О ЛЮБИМЫХ РЕЖИССЕРАХ

Ромео Кастеллуччи и Хайнер Гёббельс. Волею судеб я с ними знакома и даже смогла с каждым поработать. Это люди, которые меня восхищают. Кастеллуччи я впервые увидела, когда он в первый раз приезжал на Чеховский фестиваль, привозил «Генезис». Я тогда была в юном возрасте – после института, в театре еще не работала. Я сходила на его спектакль, и он меня потряс. Я ничего не поняла вообще, но словила все катарсисы, я не могла понять, что со мной происходит. Может быть, театр так и должен работать. Все вот хотят понять, разобраться, потому что мы привыкли по полочкам все раскладывать, потому что это дает тебе бальзамчик, что ты не дурак, повышается самооценка. А на самом деле оно должно работать, возможно, совершенно по-другому – именно вот так, когда ты ничего объяснить не можешь, но всё внутри переворачивается. Еще меня потрясла «Весна священная» – Кастеллуччи показывал ее на «Рурской триеннале». Он открывает настолько другие миры, в которых ты не понимаешь, зачем вообще драма нужна, потому что язык, которым он разговаривает, настолько космический и настолько более плотно устроенный. И с тобой во время просмотра происходит то, что ты потом ни на что не променяешь никогда в жизни. И Гёббельс тоже так работает. Их работы являются для меня путеводными нитями. При том что я, как художник, совершенно другого склада, но те мысли, которые они мне дали, во мне живут. (Спектакли обоих режиссеров можно увидеть в репертуаре Электротеатра – «Человеческое использование человеческих существ» Кастеллуччи и «Макс Блэк, или 62 способа подпереть голову рукой» Хайнера Гёббельса. – Прим. ред.)

ПРО СВОЮ ЛИНИЮ ОДЕЖДЫ

Мой бренд будет называться «NN» – и как «Настя Нефедова», и как «NN – хороший человек» в романах, и как «No name». NN – это некий персонаж, которого ты можешь присвоить себе. Сначала ты считываешь бренд, знакомишься с художником, потом обезличиваешь NN и через это присваиваешь его себе. Так же в театр ты приходишь, ты входишь в этот мир – и тебе хочется частичку его присвоить, через себя пропустить, унести с собой. И мне хочется, чтобы человек мог стать персонажем, каким угодно. Если считать, что мир с нами играет, почему бы не поиграть с ним? Чем легче мы к нему будем относиться, тем нам будет проще по жизни идти. Моя одежда будет такая игровая. А моя супер-идея – спасение мира: всех сделать красивыми, чтобы мы не стеснялись быть супернеобычными, суперпрекрасными, чтобы красота стала частью нашей жизни. Тогда мы не будем так сурово и так серьезно друг к другу относиться – и одежда может в этом помочь.

ПРО ЛЮБИМОГО ФЭШН-ДИЗАЙНЕРА

Обожаю Айрис ван Херпен. Она фактически занимается архитектурой в дизайне: делает невероятно поэтичные 3D-объекты, она в космосе абсолютно существует!

ПРО СТАЖИРОВКУ В ГЕРМАНИИ

Я попала на стажировку в «Staatstheater Stuttgart» совершенно случайно: пришла устраиваться в московский Гете-Институт на работу, думала пойти переводчиком с немецкого. Когда там узнали, что я окончила театральный институт, отправили меня на 3 месяца в Штутгарт на постановку. Я была ассистентом ассистента, но это был опыт, который очень сильно на меня повлиял. Там я научилась структуризации и менеджменту. Я делала это неосознанно, потому что мне был всего 21 год, просто записывалось всё само на подкорку. И на протяжении всей моей работы в кино, в театре мне этот немецкий опыт очень помогает.

ПРО ЕВРОПЕЙСКОГО ЗРИТЕЛЯ И НЕМЕЦКИЙ ТЕАТР

Европейцы очень продвинутые в сознании, и у них из-за этого зритель очень подготовленный. Я когда была на Рурской триеннале, поразилась публике: они смотрят всё так, как будто всё понимают, – и, наверное, действительно всё понимают. Они готовы всё принимать, у них есть что-то, что позволяет рассматривать всё как есть. У нас есть вот это шоковое состояние: – «Ой! Голые на сцене!» – и бежать из зала. Европейцы не уйдут из зала никогда, и в этом есть не просто культура поведения, а что-то более глубокое: они готовы прожить всё до конца, чтобы потом уже составлять свое собственное мнение. Немцы с какими-то другими смыслами работают – мы всё про эту свою русскую душу, с психологией разобраться не можем, а они про совсем иные понятия говорят, и это очень интересно.

ПРО СТУДЕНТОВ

У них всё очень свое. Я второй год преподаю – и чувствую, что развиваюсь вместе с ними, я по-другому начала воспринимать их мысли, смотреть их проекты. Я стараюсь все принять как удивительное, неповторимое, чудесное и классное. То есть воспринимать это как новый мир, который ко мне пришел, который мне нужно не потревожить – а просто чуть-чуть помочь понюхать воздуха и им самим этот воздух помочь обнаружить. Проще всего сказать, что это всё фигня, детство, графомания и неумелость. Ты можешь успеть поломать всё – а надо успеть стать собеседником, существовать в диалоге, чтобы у них было с кем свои работы обсудить. Надо услышать другого – для сегодняшнего времени вот это свойство услышать очень ценное. Недаром мы занимаемся современной музыкой, потому что свойства слуха разрабатывать сегодня кажется мне очень важным, важно именно слышать, что происходит.

13 апреля 2019 года в Электротеатре Станиславский состоится премьера спектакля «Служанки бульвара Сансет» режиссера В. Коренева.